… через меня как непрерывная река из цветов, звуков и форм текут мысли. Являюсь ли я творцом этих мыслей?
Когда я так сижу и наблюдаю, я вижу, как совершенно без моего усилия через меня протекают мысли. Я не являюсь мыслителем и, тем не менее, я думаю.
И когда во мне, таким образом, мысли возникают и снова улетучиваются, я улавливаю одну мысль, кажущуюся мне особенно важной. Я называю её «своей мыслью». Я считаю себя её творцом и чувствую себя гордым от её влияния и уязвленным, если её не понимают. Я становлюсь с этой мыслью единым целым, начинаю подменять себя ею. Отсюда я ничего не могу увидеть.
Другие мысли я называю «твоими мыслями» и полностью убежден в противоположном. Я вижу, что и эти мысли становятся всё крепче.
Я вижу мысли моих предков. Я называю их «мое прошлое». Я считаю их виновными в тяжелом грузе, который я должен нести. Но я и горжусь моей единственной в своем роде историей.
Я читаю мысли великих мыслителей и внимательно прислушиваюсь к ним.
Я ваяю мой интеллект по их образцу. О них и над ними я размышляю.
Я внимательно прислушиваюсь к мыслям моих друзей, обдумываю их мнения, всегда по-новому позиционирую себя в отношении них. Мы открываем образцы и соподчиненности для наших общих концепций и постоянно занимаемся приведением в соответствие и реструктуризацией мыслительного здания, которое мы называем самоидентичностью. Стены этого мыслительного здания становятся всё крепче, а пространство, в котором нахожусь я, всё меньше. Это здание становится моей реальностью.
Когда я в великой тишине так сижу и наблюдаю, вне этих стен я едва ли могу что-то осознать. Я вижу мысли, которые я называю «моё» или «твоё», «хорошо» или «плохо», «важно» или «незначительно», и чем больше я фиксирую их, тем тверже они становятся и тем крепче они удерживают меня.
И я сижу в темноте, несведущий, посреди моей огромной ментальной библиотеки и почти тону в бесчисленных концепциях и идеях, собранных мной за много лет.
Я начинаю понимать, что всё это не я, что всё это не реально, не важно.
Я вновь обращаюсь к непрерывному движению, которое есть жизнь. Всё, что я в гордости и в отчаянии называл «я», моя столь заботливо смоделированная идентичность, возможно, является лишь преходящей формой, в которую я сам себя зажал. И в то время, как я оставил иллюзию того, что всё это я, мысли во мне теряют свою четкость, они становятся светлей, прозрачнее.
Я всегда верил, что однажды наступит момент, когда я прекращу думать — момент глубокого погружения, когда все мысли просто растворятся. Но сколько бы я не пытался отогнать их — идентификация, мышление, предположение — никогда не прекращались. Я никогда этого не прекращал.
Когда я в великом покое так сижу и наблюдаю, я понимаю, что не должен отгонять свои мысли. Они есть то, что они есть: постоянный поток образов, концепций, объяснений, мнений. Но не я их создатель, так же как и не я их раб.
Я лишь наблюдатель, который наблюдает бесконечные движения жизни.
Я отдыхаю и наблюдаю, и постигаю, что нет концепции, с помощью которой можно постичь меня, что меня нельзя объяснить с помощью логики, что я существую над любым мнением.
Когда я в великом покое так сижу и наблюдаю, я больше не могу идентифицировать себя с той или иной мыслью. Они приходят и уходят, а я предоставляя им свободу действий, тем не менее, не соединяюсь с ними, не усваиваю их, не подчиняюсь их ограничениям. Я позволяю им двигаться, и они становятся всё светлей, утрачивают свои неподвижные формы, их темные краски просветляются. Когда-то твёрдые стены превращаются в светлые облака, которые играют со мной, как легкий бриз.
Когда я в великом покое так сижу и наблюдаю, я вижу, как постепенно мыслительное здание вокруг меня теряет все контуры, и впервые за долгое время я вижу вновь небо моего внутреннего Универсума. В стороне от моей вымышленной идентичности я постигаю, что я бесконечен.
