Грааль – это свет и звук – звук света и свет беззвучного звука Первоисточника. Это место, где время становится пространством…
…и это место, где можно услышать гармонию сфер «третьим ухом».
(Фонософский фрагмент [1])
Грааль – это место, где время становится пространством и где можно «третьим ухом» услышать гармонию сфер. Поиск Грааля – это поиск сердца звука, звука пустоты: звука несотворённого света – «света-звука», «золотого звука»…
В отрывке из первого акта последней музыкальной драмы Рихарда Вагнера Гурнеманц спрашивает Парсифаля, кто дал ему лук, которым он убил лебедя. Парсифаль ответил, что сделал его сам, «чтобы отпугивать диких орлов из леса». На это Гурнеманц сказал: «Но сам ты кажешься благородным и высокородным». Здесь Вагнер создаёт очень символическую игру слов, которую поначалу можно не заметить: между «орлом» и «благородным» (по-немецки: «Adler» и «adlig») устанавливается тональная связь. Орёл символизирует царственность и солнце; орёл может смотреть прямо на солнце, источник света, истину. Сова же – ночная птица, птица Афины, богини, рождённой из головы Зевса. Разум, мозг – это инструмент с лунными свойствами, орган, который, как и луна, не излучает собственного тепла, несмотря на свою поразительную функциональность. Чтобы генерировать живую мысль, мозг должен отражать свет сердца. Не случайно повторяющиеся формы молитвы и медитации встречаются в различных мистических традициях: мантра-йога в Ведах и у индусов, зикр у суфиев, практика нембуцу в буддизме Амитабхи. Повторяя формулы, человек пытается синхронизировать голову с сердцем, чтобы достичь непрерывного осознания присутствия божественного. Такие практики существуют и в христианской традиции: вспомните литании, молитву по чёткам или «молитву Иисусову» восточных христиан, особенно в исихазме [2]. «Молитва Иисуса», также называемая «Молитвой сердца», заключается в постоянном повторении фразы
Κύριε Ἰησοῦ Χριστέ, Υἱὲ Θεοῦ, ἐλέησόν με τὸν ἀμάρτωλόν (греч. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня») в ритме дыхания.
*
В своей автобиографии Карл Густав Юнг рассказывает о встрече с Охвиа Биано («Горное озеро»), духовным вождём пуэбло из Таоса, во время своего путешествия по Америке в 1924 году. Охвиа Биано сказал ему:
«Посмотри, какими жестокими выглядят белые люди. У них тонкие губы, заострённые носы, морщинистые лица, у них пристальный взгляд, они всегда что-то ищут. Что они ищут? Белые всегда чего-то хотят, они всегда беспокойны. Мы не знаем, чего они хотят. Мы их не понимаем. Мы думаем, что они сумасшедшие». Юнг спросил его, почему он так говорит. И индеец ответил: «Они говорят, что думают головой. […] Мы думаем сердцем», – сказал он, указывая на своё сердце. Юнг погрузился «в долгое раздумье» [3]…
Истории о Граале играли важную роль в жизни Карла Густава Юнга, начиная с юности. Он впервые прочёл их, когда ему было пятнадцать лет. Сильное впечатление от этого чтения не покидало его никогда. В более поздние годы он признавался, что только уважение к работе его жены Эммы, которая считала изучение этой темы делом всей своей жизни, помешало ему включить легенду о Граале в своё исследование алхимии. [4] Книга Эммы Юнг «Die Gralslegende in psychologischer Sicht» («Легенда о Граале с точки зрения психологии») была завершена и опубликована посмертно благодаря работе Мари-Луизы фон Франц. [5]
Парсифаль, благородный, подобно орлу, – солнечный герой. Его история – это путь инициации, постепенное открытие скрытого смысла вещей, самого себя.
Парсифаль убивает лебедя. В нём стремление убивать – это не «зло», а животно-нелепый (игривый) инстинкт. Именно так действуют, например, кошки и другие хищники: они нападают на то, что движется. Парсифаль не боится признаться в содеянном, когда Гурнеманц задаёт вопрос, не он ли убил священного лебедя: «Конечно! В полёте я сбиваю всё, что летит!» – говорит он гордо, с юношеской порывистостью.
Но затем, задав ряд насущных вопросов, Гурнеманц запускает процесс самопознания: gnothi seauton. Когда Парсифаль встречает взгляд умирающего лебедя, он настолько потрясён, что ломает свой лук и отбрасывает стрелы. И когда позже Гурнеманц, показав ему священную трапезу рыцарей Грааля и страдающего Амфортаса, спрашивает его: «Знаешь ли ты, что ты видел?», Парсифаль молчит и «судорожно хватается за сердце, а затем слегка качает головой». Сердце подобно вазе, атанору, алхимической печи, в которой совершается «великое дело»: страдание превращается в золото, в любовь, которая излучается.
Осознание приходит через опыт – сначала через страдания, затем через Эрос (через благоухание «девушки-цветочницы» и Кунди, которая пытается взять на себя роль его матери Герцелейде). В прощальном взгляде умирающего лебедя Парсифаль предчувствует космическое страдание, в котором, согласно буддийской точке зрения, замешаны все существа. Эротический опыт – это также нечто трагическое, нечто трагически-дионисийское. Удовольствие и боль смешаны. Союз мужского и женского начал – это великая тайна.
Что является центральным в «Сценическом рождественском фестивале» Вагнера, так это концепция «сострадания» (в смысле Шопенгауэра, согласно которому только сострадание может преодолеть эгоизм и привести к отождествлению с другим существом). Парсифаль – «чистый дурак»: он, безусловно, дурак, но его глупость – это (также) чистота сердца. Высшая реальность может быть воспринята только невинными или теми, кто создал и культивирует внутри себя пустоту (кенозис). В конце процесса индивидуализации Парсифаль «познаёт через сострадание».
Произведение Вагнера о Парсифале преимущественно является литургической пьесой, драмой познания. Звучание Вагнера, особенно в поздних произведениях, мощное, соблазнительное, эротично-магическое. Нежно-ядовитым способом оно проникает глубоко в психику. Силу этой музыки трудно сравнить с чем-то другим. Звуковое искусство Вагнера обладает даром преображения.
Цель искусства, если она есть, – это метаморфоза, внутреннее преображение. И это также требует внешнего преображения: других небес, других земель… У Вагнера история Парсифаля и, следовательно, сага о Граале становятся драмой «познания через звук» (фонософией). Любой, кто серьёзно посвятит себя этому произведению, вероятно, будет потрясён и вынужден будет заново обрести себя на психофизическом уровне.
*
На моём фонософском пути меня направляли, среди прочих, две личности, чьи имена начинаются на буквы G и S. Первый – Джузеппе Синополи (1947 – 2001); второй – Джачинто Скельси (1905 – 1988). Оба похоронены в Риме, на кладбище Верано. Оба считали музыку «Великим путём», дорогой к метафизическому знанию: она одновременно духовна и чувственна, выразительна и гностична; эфемерна и преходяща, музыка воплощает в себе мощную неоднозначность. Сила музыки и звука в целом была признана ещё в древности. Вспомните Орфея, Амфиона, стены Иерихона, Ариона, Пифагора, учение об этосе Дамона, играющее решающую роль у Платона (см. его диалоги «Полития» и «Номы»), учение о воздействиях эпохи барокко, романтическую философию музыки… вплоть до киматики [6] Ганса Йенни. Нет никаких сомнений в том, что звуки могут не только влиять на состояние сознания людей и животных, но и на так называемую «мёртвую материю»: они могут перемещать камни, заставлять мелкие частицы танцевать и создавать формы… В конечном счёте музыка способна открывать сердца.
Но что такое сердце? С чисто анатомической точки зрения, это орган, который обеспечивает циркуляцию крови по всему телу; традиционно его также считают вместилищем чувств, разума, эмоций. Но сердце – это нечто большее: это орган восприятия. Сердце – это не просто «добрые чувства». Это скорее пространство, пространство космического резонанса: «пещера», место, где, по словам древних индийцев, встречаются Атман и Брахман. Здесь, в этой скрытой точке, в мельчайшем «горчичном зерне» рождается всё пространство. «Я» (Атман), скрытое в сердце, – это невидимая сеть, в которую вплетено пространство. В сердце есть пламя и звук. Звук как медитирующий огонь… (ощущение бытия).
«Мы мечтаем о путешествиях по Вселенной: разве Вселенная не внутри нас? Мы не знаем глубин нашего духа. Таинственный путь ведёт внутрь. Внутри нас или нигде – вечность с её мирами, прошлым и будущим»
(Новалис, «Цветочная пыльца», 16-й фрагмент).
Интуитивные прозрения молодого Фридриха фон Гарденберга (Новалиса) – из-за их непостижимости – сравнимы с прозрениями ведических народов.
*
Существует специальный термин, который нельзя найти ни в Ведах, ни в Упанишадах, но он есть в тантрических учениях: «анахата». Это указывает на неслышимый изначальный звук, который ведантисты называли «Брахман ниргуна». В тантрических текстах, начиная с «Тантралоки» Абхинавагупты, термин «анахата» («неизвлечённый», метафизический звук – без причины) впервые появляется как противоположность «ахате» («извлечённому», то есть материальному, слышимому звуку).
Интересно, что «анахата» – это также название «сердечной чакры» в традиции йоги: там, в оккультном пространстве сердца, проявляется изначальная вибрация – Атман.
Жан-Клод Элуа не единственный, кто близок к этим концепциям (это художник, который очень вдохновлял меня и которому я посвятил свою книгу «Космогоническая музыка» – не в последнюю очередь потому, что одна из его работ называется «Анахата»…), но также и упомянутый уже Джачинто Скельси. Название одной из его юношеских работ «Путь сердца» предвосхищает его дальнейший путь как композитора. Но Скельси на самом деле считал себя не «композитором», а простым «почтовым служащим» потустороннего мира. [7] Он известен своей «musica su una sola nota» (музыкой на одной ноте). С её помощью он не «сочинял» (cum-ponere: соединял ноты), а пытался проникнуть в сердце звука, чтобы проявить заключённую в нём космогоническую энергию. Своей музыкой Джачинто Скельси совершал путешествия в центр звука.
*
Скельси любил рассказывать дзенские истории. Одна из его любимых историй была о вшах: молодой человек хотел научиться стрелять из лука и пошёл к мастеру. Мастер сказал ему:
«Да, я могу научить тебя стрелять из лука, но прежде всего я хочу, чтобы ты научился видеть сердце вши». – «Простите, – спросил молодой человек, – сердце вши? Как это возможно?» – «Это очень просто, – ответил учитель, – тебе нужно только воткнуть в землю две палки и натянуть между ними верёвку. Затем ты кладёшь на верёвку вошь, ложишься на землю и смотришь, как она прыгает туда-сюда». – «Но как долго я должен это делать?» – спросил юноша. – «Очень долго…» – ответил учитель. Юноша послушно сделал то, о чём его просил учитель: он внимательно смотрел на вошь, которая постепенно становилась всё больше и больше. После долгого наблюдения он вдруг увидел что-то пульсирующее: сердцебиение вши.
Для Скельси эта история имела значение в контексте его опыта работы со звуком. Если долго внимательно прислушиваться к одному звуку, он начинает расти и становиться всё больше и больше. Слушатель начинает ощущать погружение в «окружающий звук» и обнаруживает, что одна нота может быть целым космосом, полным мелодий, ритмов, гармоний, цветов, полифоний и бездн. Скельси считал, что только тот, кто достигает сердца звука, является настоящим музыкантом; в противном случае он всего лишь хороший ремесленник, но не художник. Это напоминает фразу святого Франциска Ассизского:
«Тот, кто работает руками, – рабочий. Тот, кто работает руками и головой, – ремесленник. Но тот, кто работает руками, головой и сердцем, – художник».
*
Джачинто Скельси был убеждён, что пальма сопровождала его на протяжении тысячелетий – в ходе различных перевоплощений. Из своей квартиры в Риме на Виа-ди-Сан-Теодоро, 8, прямо рядом с Римским форумом, он видел в этой пальме особую связь и подолгу пристально наблюдал за ней во время ежедневных медитаций. Пальма, которая, как и орёл, является символом солнца, также может рассматриваться как образ звука. Из его центра, который является своего рода основным тоном, расходятся ветви с листьями, которые можно сравнить с обертонами: они колышутся на ветру.
Аналогичные рассуждения применимы при рассмотрении строения подсолнечника с его взаимопроникающими спиралями, вращающимися в противоположных направлениях. Александр Лаутервассер, продолживший работу Ганса Йенни в области киматики, сформулировал вдохновляющие размышления о морфогенезе, тайне рождения формы, посредством глубокого изучения звуковых фигур в воде:
«Можно соотнести более длинные левые витки спирали с движением от внешнего к внутреннему, а более короткие правые витки – с движением от внутреннего к внешнему, сравнимым с дыхательными движениями или систолой и диастолой пульсирующего сердца».
При ближайшем рассмотрении становится ясно, что отдельные семена подсолнечника расположены именно в тех точках, где эти два полярных движения пересекаются и накладываются друг на друга. Если вы задумаетесь о том, что на самом деле представляет собой семя, а именно – возможность будущей жизни, то перед вами откроется, пожалуй, один из самых глубоких секретов жизни: только там, где можно объединить и гармонизировать эти два изначальных движения – изнутри наружу и снаружи внутрь, – только там может нечто новое, будущий импульс, найти место в мире, появиться, начать воплощаться и развиваться […]». И Лаутервассер продолжает:
«Может ли вихревая форма сердца быть неким шифром, указывающим на то, что сердце, помимо своей задачи по ритмизации всего кровообращения, представляет собой своего рода орган восприятия? Но для чего?»
Уже в эмбрионе активность пульсирующих колебаний обнаруживается именно в той области, где впоследствии сформируется сердце: в той «точке прыжка», которую описал Аристотель. Это означает, что пульс появляется задолго до того, как сердце, которое представляет собой механический «насосный орган», начинает функционировать. [8] Сначала появляется пульс, а затем орган.
Биение сердца соответствует движениям сжатия и расширения Вселенной. Пульсация – это изначальный признак человеческой жизни. В утробе матери плод в течение девяти месяцев слышит непрерывную и громкую пульсацию материнского сердца. В этом смысле ритм – самый изначальный, самый архаичный элемент музыки. Пульсация продолжается до самой смерти.
*
«Кто такой Грааль?» – спрашивает Парсифаль. Гурнеманц отвечает: «Об этом нельзя говорить». Уравнения, которые можно считать приблизительными:
Грааль = Я = Дао = Пустота = Бытие.
Грааль как центр мира или центр бытия, из которого можно постичь всё sub specie aeternitatis (под покровом вечности), за пределами principium individuationis (принципа индивидуализации). Однако центр находится повсюду, как говорят, в частности, Джордано Бруно и Фридрих Ницше… Мы носим его в своём сердце. Сердце – это центр нашего бытия. Грааль – это символ сердца, символ нерождённого света и несотворённого звука.
Грааль как свет и звук. Как звук света и как свет неслышимого звука Первоисточника. Грааль – это место, где в имманентности может быть пережита трансцендентность; место, где время становится пространством и где можно «третьим ухом» услышать гармонию сфер.
Поиск Грааля – это поиск сердца звука, звука пустоты: звука несотворённого света – «света-звука», «золотого звука»…
[1] Фонософия = познание через звук
[2] Форма духовности, разработанная в средние века православными византийскими монахами. Термин происходит от греческого слова hesychia (ἡσυχία hēsychía), что означает «спокойствие» или «тишина». С исихазмом связаны идеи безмятежности и внутреннего мира. Исихасты делают достижение и сохранение такого спокойствия целью интенсивной систематической работы.
[3] К. Г. Юнг, Воспоминания, сны, мысли, записанные и отредактированные Аниелой Яффе, Walter Verlag: Цюрих и Дюссельдорф, 1971, с. 251
[4] Там же, с. 218 и далее
[5] Исследования Института К. Г. Юнга, том XII, Rascher Verlag: Цюрих и Штутгарт, 1960
[6] Киматика – наука, изучающая формы, созданные звуком и вибрациями. Название науки произошло от греческого слова «кима», что в переводе означает «волна»
[7] Джачинто Скельси, Мечта 101, в: Магия звука. Собр. соч., т. 1, опубликовано Фридрихом Йеккером, Кёльн, 2013, с. 32
[8] Александр Лаутервассер, Вибрационный резонанс жизни, AT Verlag: Арау и Мюнхен, 2015, с. 127 и далее
