Душа приходит из бесконечного пространства и свободы и оказывается запертой в ловушке тела, которое ограничивает её.
Смерть – прямо противоположный процесс: душа покидает тело, и это переживается как невероятное освобождение и великая красота.
Клаус Белау: Доктор Дальке, вы являетесь врачом, холистическим врачом и руководителем семинаров, и на протяжении десятилетий являетесь автором бестселлеров с названиями, которые заставляют сердца духовно чувствительных современников биться чаще. Среди них «Болезнь как путь» (совместно с Торвальдом Детлефсоном), «Болезнь как символ», «Болезнь как язык души», «Законы судьбы – правила игры на всю жизнь», «Принцип тени», «Сон – лучшая половина жизни» или «Кризисы как возможность для развития» и другие подобные названия.
В аннотации к книге «О Великом преображении» вы говорите о своей цели и намерении внести вклад в поле, которое заражает здоровьем и витальностью. Как врач и психотерапевт вы постоянно сталкиваетесь со смертью и умиранием. «Мы умрём и будем жить дальше» – таков подзаголовок вышеупомянутой книги «О Великом преображении». Что смерть и жизнь значат для вас лично?
Рюдигер Дальке: Я недавно испытал большое горе. Моя дочь умерла в возрасте 31 года. Когда ты испытываешь горе лично, это всегда отличается от теоретических рассуждений. Я посвятил книгу матери моей невестки, стойкой женщине из Линца. Она умирала. Я написал книгу относительно быстро, чтобы её успели напечатать. Она очень ждала книгу, и ей это удалось. Её дочь успела прочитать ей текст до ухода матери из жизни.
Так что тема смерти теперь стала мне очень близка. Думаю, смерть легче для тех, кто уходит, чем для близких. Для нас – это переполненная чаша скорби, а для тех, кто уходит, это иначе. Во время сеансов регрессивной терапии, которой я занимаюсь более 30 лет, или реинкарнационной терапии, как всегда называл её Торвальд Детлефсон, ситуация меняется на противоположную. Потому что мы при этом принимаем во внимание зачатие. Оно всегда ограничение для души. Приход из бесконечного пространства свободы в ловушку тела кажется сжатием. Но у плода всё ещё много места в утробе матери. Он находится в комфортной обстановке, с той же температурой внутри, что и снаружи. Его восприятие по-прежнему безгранично и трансцендентно, как будто тело всё ещё прозрачно. Вы можете убедиться в этом, глядя на снимки шведского фотографа Нильсена. А затем в утробе матери становится теснее, когда дело доходит до родов. Роды – это нечто очень стрессовое, иногда даже пугающее переживание для новорождённого. Вот почему мы от всего сердца празднуем его появление.
Заметим: смерть воспринимается совсем по-другому; душа покидает тело, и это переживается как невероятное освобождение и великая красота. Возможно, нам нужно немного переосмыслить это с точки зрения духовной психотерапии. Для большинства людей в нашей стране смерть – это что-то очень пугающее; они не воспринимают это как освобождение, как спасение, как это всё ещё имеет место в других культурах. У нас есть такие выражения, как Gevatter Tod – «Отец-смерть»; раньше смерть также называли «приятель Хайн». Существуют замечательные фильмы на эту тему. За свою жизнь врача я выписал больше фильмов, чем лекарств, а также написал две книги на эту тему: «Голливудская терапия» и «Терапия художественным фильмом».
Есть замечательный фильм «Воровка книг», вы даже не замечаете в течение первого часа, что повествование идёт от лица смерти, и она – очень заинтересованный свидетель. Снята целая серия фильмов на эту тему. Например, популярный фильм с Брэдом Питтом «Знакомьтесь, Джо Блэк» с привлекательным образом смерти, или фильм под названием «Его лучший день», где смерть также играет защитную, спасительную роль. Мы полностью утратили это в нашем современном индустриальном обществе. Даже среди набожных католиков смерть часто является страшилкой. Возможно, ещё существует некоторое количество антропософов, которые живут чисто духовным христианством и могут воспринимать её иначе.
КБ: Гностики всех времён, в том числе и Рудольф Штайнер, воспринимают смерть иначе.
РД: Но для большинства смерть – это чернота. Согласно Гёте, чёрный цвет – это вовсе не цвет, а полное отсутствие цвета, как у наших чёрных зрачков. Почему так? Потому что в нём пропадает весь свет. Вся энергия исчезает в чёрных дырах во Вселенной. А вот индейцы, например, празднуют смерть в белом. Белый цвет – это весь свет, который исходит от солнца, так сказать. Мы вообще не видим его и должны поместить между светом и взглядом призму, чтобы смочь увидеть цвета радуги. Чёрный цвет – это полное отсутствие цвета, и именно так мы воспринимаем смерть. Но я верю, что реальность другая; и мы видим это в мире образов души.
Это всегда было очень понятно в регрессивной терапии. Поэтому я не испытывал страха. Но, как недавно случилось с моей дочерью, у которой был синдром Дауна и серьёзный порок сердца, смерть наступила неожиданно, на удивление быстро, и это заставило пережить её совсем по-другому. Я испытал много горя и слёз, а также неожиданно почувствовал себя очень подавленным. И как врач я ничего не мог с этим поделать.
Я не сторонник аптек, но в тот момент, да, я понял, что был больше отцом, чем доктором. Когда я посмотрел на монитор и увидел, как уменьшается уровень насыщения кислородом, я уже знал как врач: «О Господи, о Господи Боже мой…» Но как отец лелеял надежду, что она останется с нами.
Это противоречие я наблюдал в себе, я заметил это несоответствие. Потому что я живу в этой культуре и чувствую себя христианином, хотя не являюсь членом никакой общины; не имею больше к этому никакого отношения. Но я живу в этом энергетическом поле, и тут на тебя наваливается такое огромное горе – горе, на которое у меня благодаря тому, что мне известно, нет причины. Это произошло за полтора дня, и дочь недолго страдала. Этого можно пожелать каждому, и я ей очень сильно этого желал. Медитируя, я увидел, что путь её светел.
Тем не менее, стало понятно, что у этого энергетического поля есть определённая сила, оно оказывает влияние и втягивает тебя в себя. Поэтому я испытал сильное горе. Это можно было бы сравнить с прощанием с моей матерью, но она уходила гораздо осознанней, ей было почти 89, и она хотела уйти. Отпустить её тогда было, если можно так сказать, более лёгкой задачей, чем когда кто-то умирает в 31 год.
Я столкнулся с этим раньше. Однажды я участвовал в процессе реанимации; это был мотоциклист или рокер с политравмой. Когда он проснулся,то стал говорить о существах света и тому подобном. Это совершенно не сочеталось с его нарядом. На нём был один из тех бандитских костюмов, я бы сказал, со старыми немецкими значками, не совсем свастикой, но весь из чёрной кожи. Он вёл себя совсем не так, как обычно. Его девушка, которая почти не пострадала, спросила, что мы с ним сделали. Мы ничего не сделали. Я тогда навестил его в палате, и он уже был совсем другим. Он пережил свою смерть и увидел существ света. Он больше не хотел ничего знать о своём шлеме и аксессуарах рокера; он был так тронут встречей с существами света и говорил о любви и свете. А его девушка была совершенно ошеломлена и ничего не понимала.
И тут я начал много читать. Исследователей смерти, Кюблер-Росс, я знал её лично. И в результате получил совсем другое понимание. Всё исследование умирания идёт в направлении осознания того, что описывает Тибетская книга мёртвых или Египетская книга мёртвых. Это всё совпадает с размышлениями Кюблер-Росс. Мне мешало в клинике, что нельзя говорить о смерти, и это вынудило меня покинуть её. Было принято говорить так: «Пациентка из палаты 18 ушла от нас». Это всё стратегия избегания.
КБ: …От страха.
РД: Да, вы не имеете права говорить о смерти. У нас есть два взгляда на мир… И мой не соответствует общепринятому в традиционной медицине. Мы должны гораздо больше примирять себя с реальностью, с реальностью души. Потому что это определяет наше отношение к жизни. Совсем не так страшно, когда ты умираешь, процесс ухода на самом деле является освобождающим процессом, прекрасным процессом. Есть ещё хороший фильм на эту тему – я знаю фильмы на разные темы – он называется «Куда приводят мечты» с Робином Уильямсом, один из его последних фильмов. В нем хорошо видно, как в Голливуде пытаются по-своему красиво показать переход, когда душа видит всё гораздо яснее, и цвета становятся намного интенсивнее. Я знаю это от многих людей, проходящих терапию. В регрессивной терапии вы смотрите на прошлые жизни, и вы также переживаете множество своих переходных ситуаций в момент смерти. В этом есть что-то очень гармонизирующее, освобождающее и искупляющее. Точно так же, как это описывалось в религии и до сих пор описывается в индуизме. Это скорее позитивная история.
Индийцы – по крайней мере, в классической индуистской традиции – разделили жизнь на четыре стадии, четыре периода по 21 год. Первые 21 год вы ходите в школу, во второй период, до 42 лет, вы строите свою жизнь, вы заводите ферму, бизнес, семью; затем у вас есть 21 год, чтобы достичь стабильности и безопасности в бизнесе, и в течение последних 21 года брамин оставляет семью, ферму и сосредоточивается только на своём духовном развитии. Ему нужно только убедиться, что он вовремя прибудет в Бенарес, к Гангу, где состоится кремация. Как брамин он должен собрать определенное количество сандалового дерева, необходимого для костра. Это скорее духовный путь. В возрасте 84 лет идеальная жизнь реализована в четыре этапа. На заднем плане присутствует осознание того, что смерть – это спасение. Это совершенно другое отношение к жизни; мы с трудом можем себе это представить; мы можем только немного почувствовать это.
Я также ощутил это на Бали – там существует традиционная форма индуизма. Похороны, согласно этой традиции, – это грандиозные торжества! Настроение не подавленное или унылое, как это принято у нас. В католицизме это на самом деле всё ещё имеет место, но немного по-другому. Я был крещён протестантом, но это не повлияло на меня, я вырос католиком. Для протестанта странно отмечать похороны в весёлой атмосфере как праздник. Но это согласуется с первоначальной традицией, которая знает гораздо больше.
КБ: Да, в нашей культуре смерть подавляется из-за страха. То, что мы создали с таким большим усилием и амбициями в отношении материальных вещей, с использованием нашей сообразительности, все великие достижения, которые наше эго выстроило вокруг нас, рушатся, когда мы умираем. Но в последние несколько десятилетий мы стали свидетелями очевидных изменений. Усилилась связь с восточной культурой.
РД: Да, это так. Вы можете видеть это у молодых людей. Так что либо у них мало интереса, либо он есть и очень духовный.
КБ: Возраста нет; это просто вечное сейчас.
РД: Так говорят все духовные традиции. Нет ни одной духовной традиции или религии, которая бы на самом деле не говорила об этом. В конечном счёте, даже христианство имеет духовную традицию. Христианство Святого Иоанна, например, совершенно отличается от церковного христианства Святого Петра. Там всегда была такая глубина. Я знаю суфиев, у которых невероятно красивый взгляд на мир. Всегда есть маленькая духовная группа рядом с большим внешним движением, широко распространяющимся в мир. Духовный аспект, безусловно, присутствует в христианстве Иоанна, который также был любимым учеником или учеником, близким сердцу Иисуса. У Христа было много «неприятностей», если присмотреться. Пётр не понял его и в итоге трижды отрёкся от него. Я верю, что Христос знал Своих двенадцать учеников или апостолов, или архетипы, как вы можете их ещё назвать. Он также осмысливает предательство Иуды Искариота и говорит об этом с ним, а также с Петром. Иметь дело со смертью не всегда легко.
КБ: Есть ли последнее слово в нашей теме «жить и умирать» или «умирать и жить»?
РД: Мы должны избавиться от страха. Я рекомендую такие фильмы, как «Воровка книг» или «Его лучший день», которые я также интерпретировал в одной из двух моих книг о фильмах («Голливудская терапия» и «Терапия художественным фильмом»). Потратить полтора-два часа на такую большую тему – это очень приятно. Это извечные темы; Ингмар Бергман уже изображал историю «Обывателя» (Гуго фон Гофмансталь) в фильме «Седьмая печать». Я думаю, что нам будет гораздо, гораздо проще, если мы впитаем это. Ангелус Силезиус, «Силезский Ангел», однажды сказал: «Если ты не умрёшь, прежде чем умрёшь, ты погибнешь навсегда».
Как только вы смиритесь со смертью и подготовите себя к ней, жизнь станет намного лучше и немного свободнее. Хотя всё равно больно прощаться с тем, кого ты очень любил.
КБ: Большое спасибо, Рюдигер Дальке, за беседу.
